Всю ночь Софья Дмитриевна ворочалась, уснуть не могла. Подружки, такие же старушки, на лавочке ругались сильно, да проклятиями сыпали, когда они с Николаевной вечером рассказали, о своей обиде. Да только что с той ругани? Тут по-другому действовать нужно, чтоб ироды эти прониклись, да надолго запомнили, что к окружающим надо всегда уважительно относиться.
А утром она отправилась на кладбище. Там, неподалеку от входа была площадка, специально оставленная устроителями для крестов и венков, которые выбрасывались за ненадобностью, когда родственники решали облагородить могилку и поставить, например, памятник из гранита. Вот позавчера и видела Софья Дмитриевна на этой площадке несколько подходящих веночков…
Утро началось очень даже неплохо, хотя, по мнению Вовки, и слишком рано. Светка, которую он сумел-таки впечатлить неимоверной крутизной своего моцика, уже вторую ночь оставалась у него, что Вовку полностью устраивало, а вот вставать на полчаса раньше, чтоб отвезти ее на работу — уже не очень. Но нет в этом мире совершенства. Это еще кто-то из древних сказал. С другой стороны, опять же из совместной ночевки с румяной красавицей еще один огромный плюс проистекает: ему теперь о завтраке беспокоиться не нужно. Он из ванной вышел, а Светка перед ним уже полную тарелку гренков выставила, подрумяненных, с пылу с жару. Ммм, вкуснятина. Вовка вообще любил вкусно поесть. Он потому еще именно на Светку внимание обратил, что она поваром в кафе «Бригантина» работала. Да и внешне, конечно, тоже очень даже ничего… Правда, парни говорят, что такая работа со временем обязательно свой отпечаток оставит в виде лишнего веса, но это они от зависти. Видел Вовка, как Петро, приятель его, к Светке подкатывал, так что не стоит этого Петруху и слушать. Да и рано вообще загадывать, что будет через сколько-то лет. Они со Светкой пока еще только-только встречаться начали.
После завтрака пришлось поторопиться. Все-таки на работу опаздывать нехорошо, хоть временами и очень хочется. Наскоро оделись, обувь на ноги нацепили и по ступенькам вниз поскакали.
Настроение начало портиться прямо за дверями подъезда. Соседка из квартиры двумя этажами выше, гуляющая каждое утро со своей лающей хохлатой мышью, увидев Вовку, ойкнула и прикрыла рот рукой. Дядя Миша, еще один собачник, в целом тихий мужичок возрастом чуть за 50, работающий при церкви неподалеку, вдруг произнес проникновенным басом:
— Покайся, отрок. То знак тебе ниспослан, вестимо. Самое время о боге подумать, пока еще живой и при памяти.
Бабки у соседнего подъезда, которых в такое раннее время и быть тут было не должно, дружно перекрестились. И вообще народу во дворе было как-то неожиданно много и все пялились на Вовку. Света испуганно прижалась к своему кавалеру:
— Вов, чего это они?
— Не знаю, Светик. Может, у меня с одеждой что-то не в порядке?
Вовка оглядел себя, ожидая, что как в дурном кошмаре, вышел на улицу без штанов, а может, даже и без трусов. Судя по повышенному и какому-то нездоровому вниманию окружающих, и такого можно было ожидать. Но штаны оказались на месте. Как и все остальное. И надето, и застегнуто все было, насколько Вовка мог судить, как положено.
— Ой! — Теперь уж этот негромкий возглас от Светы исходил. И смотрела она неотрывно в сторону Вовкиной гордости, настоящего Harley-Davidson, мотоцикла-легенды, ценой чуть ли не в хороший внедорожник, на который парню, несмотря на его очень даже неплохую зарплату, долгонько копить пришлось.
М-да уж, инсталляция, выставленная на его железном коне, в самом деле, к мыслям о вечном взывала. Пластиковый стаканчик, накрытый кусочком черного хлеба, ритуальный венок из белоснежных искусственных цветов, нацепленный на руль, и черная лента, поблескивающая золотом букв: «От друзей»! В сочетании с тем, что безбашенных мотоциклистов, с ревом гоняющих по улицам, в народе иначе, как самоубийцами не зовут, подобная композиция воистину, заставляла задуматься.
Вовку аж передернуло, он опрометью кинулся к своему мотоциклу, чтобы смахнуть все это безобразие на землю. Не тут-то было! И стаканчик, и венок, и лента, и даже горбушка на стаканчике были на клей посажены. Продается, знаете, такой въедливый моментальный клей в малюсеньких тюбиках, который все мгновенно и намертво прихватывает.
— Знаешь, Вова, — внезапно произнесла подруга, глядя мимо Вовки куда-то в сторону, — я, пожалуй, сегодня лучше на трамвае до работы доеду.
Светик убежала на остановку, а Вовка выговор от начальника на работе схлопотал, поскольку кучу времени потратил, пытаясь с наименьшим ущербом для собственного мотоцикла избавить его от прилипчивых кладбищенских украшений. Убрал, и то, на бензобаке пятно от клея осталось. Вроде, небольшое, но для истинного мотолюбителя такое пятнышко — словно куском стекла по сердцу.
Вот отомстила Софья Дмитриевна своему обидчику, даже, как говорится, с первых рядов посмотрела, как он вокруг своего железного коня прыгает. Помните, тех старушек у соседнего подъезда? Это именно они с Николаевной и были. Только удовлетворения от мести пожилая женщина так и не испытала: обрезки стаканчика и искусственные цветы Вовка прямо на асфальт и бросил, намусорил, да и выезжая со двора снова эту свою гавкающую немецкую музыку на всю катушку включил. Что ж, у пенсионерки еще вовсе даже не все идеи к концу подошли.
* * *
— Пак, тебе не кажется, что как-то мелковато это для тысячелетнего духа старушку на одного бестолкового парня натравливать? — Эркин, на минутку вернувшийся из своих заоблачных размышлений, с прищуром взглянул на своего друга и подчиненного.
— Так это ж, экселенс, только первый цветочек. И вообще, люди говорят, что цыплят по осени нужно считать.
— Ну-ну, — хмыкнуло божество вновь возвращаясь к своим, непонятным смертным вычислениям.
* * *
Главу клана Джоглоевых возле ворот арендованного ими дома встречали два из трех племянников, отправленных их дядей в Иганск для подыскания новых рынков сбыта их товара. Джохар вышел из салона своего роскошного черного БМВ, демонстративно, на показ окружающим, обнялся с родственниками. И тут же услышал откуда-то со стороны:
— И точно, гомосеки! Вон, как страстно обжимаются.
Быстро развернулся в сторону наглеца:
— «Я твой дом труба шатал»! — Рявкнул много повидавший на своем веку боевик (разумеется, произнес он немного другое, но книжка же, столь грязные ругательства вставлять в ней… как бы некомильфо).
— Скорее своего отца, брата и братова коня. Или с конем все наоборот было, и это он тебя…? — Ответил на нецензурную фразу горца все тот же насмешник. — А у нас с ребятами, абрек, к твоим подручным огромные претензии накопились.
Нет, понятно, что мальчиков в горных аулах с самого раннего детства учат не показывать противнику свои страх, боль и прочие слабости, но вместе с тем учат и тому, в каком случае следует засунуть свой гонор подальше. Этот случай как раз из таких был. Втроем рыпаться на десяток готовых к схватке противников — сущее самоубийство. Потому Джохар всего лишь поинтересовался:
— Какие у тэбя претензии к моим родичам?
— Они очень грубо обошлись с одним уважаемым человеком. Надо бы компенсировать.
В ходе дальнейших разбирательств горцы свою вину не признали, более того, выглядели до глубины души оскорбленными, но, собственно, признания от них и не ждали. Бойцы охранной фирмы «Реверс» ведь не присяжными в суде работали. Главное, своих обидчиков на лицо признал охраняемый ими предприниматель. Причем признал уверенно, даже без тени колебаний. Потому только что прибывшему гостю Иганска был выставлен весьма нескромный, но очень круглый счет со сроком погашения до завтра. А потом озадаченные дети гор роскошный автомобиль своего главы во двор закатили и принялись думу думать, что им в сложившейся ситуации делать.
— А может вы в самом деле, того?… Как там эти братки рассказывают?… В оттенки небосвода перекрасились?- Прищурил глаза на набедокуривших младших родственников глава казанского клана.
